Михайлович! Очень извиняюсь за опоздание с присылкой заключения. Мне очень хотелось побывать в Ленинграде и повидаться с Замятниным прежде, чем посылать Вам заключение. Я недавно был в Ленинграде и там узнал, что Вы приглашаете Валериана Иннокентьевича Громова для определения собранных ископаемых. Я могу только приветствовать Ваше решение: он сейчас является после М.Н. Павловой лучшим знатоком четвертичной фауны. При случае я охотно сделал бы у Вас доклад о геологических исследованиях в Белоруссии и, в частности, по исследованиям четвертичных отложений. Уважающий Вас Г. Мирчинк. Москва, 4.1.28». «…Я в ближайшие дни постараюсь исполнить вашу просьбу и выслать имеющиеся у меня снимки у Бердыжа. Что касается моей поездки в Минск, то я ее откладываю до завершения своей работы по обработке материалов по разведочным работам. Удобнее будет побывать у Вас сразу для двух целей. От Валериана Иннокентьевича (Громова – А.Ч.) я имею письмо, из которого вижу, что он выехал к Вам. Жалею, что не удастся побывать у Вас вместе с ним. Уважающий Вас Г.Мирчинк. Москва, 23.1.28». «…Посылаю Вам просимое описание строения террас всего пространства между Чечерском и Лоевым. Простите, что в целях ускорения посылаю не в переписанном виде. Если бы Вам понадобилось конкретно осветить определенные регионы, то я отлично это сделал бы. Боюсь, что в этом году не удастся раньше начала июня побывать в Минске, т.к. сейчас на меня совершенно неожиданно свалилась новая работа. В мае я предполагаю отправиться на всесоюзный съезд в Ташкент. Готовый к Вашим услугам Г.Мирчинк. Москва, 14.4.28».
Дальнейшие раскопки в Бердыже К.М. Поликарпович стал вести уже самостоятельно, но при этом он справедливо счел необходимым постоянно поддерживать связь как с С.Н. Замятниным, так и с его учителем, ведущим палеолитоведом страны П.П. Ефименко, который по мере сил консультировал начинающего археолога: «Многоуважаемый Константин Михайлович! Не побывав на месте раскопок, затрудняюсь что-нибудь Вам советовать. Вообще говоря, было бы естественно заложить несколько раскопов в разных местах, чтобы ориентироваться в характере и распространении стоянки и нащупать места очагов. Но, насколько я знаю, условия работы в Бердыже достаточно специфичны. Глубина залегания и непрочность грунта – обстоятельства, с которыми нельзя не считаться. Предполагаемый Вами раскоп слишком велик, чтобы быть разведочным и не будет ли он, с другой стороны, при необходимости оставлять значительный уклон и большой глубине слоя, вообще мало продуктивным? В Костенках буду работать в августе-сентябре. Буду рад видеть Вас на раскопках. П.Ефименко, 20.5.1928».
рис. 84. Г.Ф. Мирчинк в Гомеле, 1928 г. рис. 85. Слоистые пески. Бердыж, 1938 г.
Новые раскопки в Бердыже состоялись в июле-августе 1928 года, из специалистов, кроме Поликарповича, в них участвовали А.Н. Лявданский и В.И. Громов. Геолог Г.Ф.Мирчинк задержался с приездом в экспедицию: «Задержался с выездом и по дороге застрял в Смоленске, где и получил Ваше письмо. Поездка моя на строящиеся линии откладывается, а так я охотно поехал бы с Вами. Если обстоятельства изменятся, я сообщу Вам дополнительно. Доклад постараюсь не делать. Уважающий Вас Г. Мирчинк» (дата по штемпелю – 7.7.1928).
Дополнительные геологические исследования в Бердыже были организованы осенью, когда наконец-то стал возможен приезд Г.Ф. Мирчинка: «12.9.28. Многоуважаемый Константин Михайлович! Я только что вернулся из Сибири. Охотно принимаю Ваше приглашение. Для меня наиболее удобно было бы попасть к Вам между 25 сентября и 1 октября. Теперь в связи с изменением расписания до Буды Кошелевской придется ехать маршрутом Москва–Минск–Буда Кошелевская. Если бы можно было найти лошадей в Гомеле, то можно было бы поехать и прямым путем. Пароходом воспользоваться нельзя, т.к. он отходит на полчаса раньше прихода московского поезда. Из Инбелкульта пока известий не имею. Кстати, где Вас искать – в Бердыже или в деревне над раскопками?».
Сохранилась в архиве полевая опись найденных в 1928 г. костей, составленная В.И. Громовым, представляющая интерес для археозоологов (тем более, что материал утрачен в годы войны). В нее входят следующие остатки:
рис. 86.
Мамонт: обломки неопределимые – 48; черепа – 2; фрагменты черепа – 11 (в т.ч. скуловая дуга, 2 мыщелка, 1 межчелюстная кость с зубами М 1-2); челюсти нижние (целые и фрагменты) – 4; бивни – 10 (в т.ч. 5 концов); позвонки – 99 (в т.ч. 2 эпистрофея и 3 атланта, 2 крестца); ребра – 105 (1 с искусственными нарезками); лопатки – |